“Ранним утром”

На днях в очередной раз я с восторгом и упоением читала замечательный акафист «Слава Богу за всё», историю обретения которого мы недавно рассказывали.
Как же он прекрасен!.. Волшебные строки, струящаяся мудрость…

Тогда меня посетила мысль: «Интересно, бывают ли ещё подобные вершины изящества, тонкости, красоты смыслов?»… И где-то пару дней спустя, просматривая статью об одном русском философе, я случайно зацепилась взглядом за одну его книгу… И не смогла не поделиться с вами тем, что она бережно хранит в себе…

Ранним утром

Отчего это я проснулся сегодня так рано?
Может быть, это ночная бабочка заметалась на рассвете?
Или донеслись тихие раскаты далёкой грозы?
Или души моей коснулся тот молчаливый укор просыпающегося мира, который настигает всякого, погружённого на заре в свои одинокие сны?
Не знаю.
Но только я вскочил с таким чувством, как если бы проспал что-то очень важное, и полусонный, растерянный – открыл окно в сад. И тотчас же меня охватила струя раннего воздуха, нежная прохлада, упоительная щедрость мира…

Еле светало, но ночь уже шла к концу. Высоко-высоко в бледном небе тихо гасли звёзды. Неуверенный, слабый свет разливался с востока, как бы робко спрашивая, не пора ли?..
Ночные тени уже таяли, но все ещё пытались сохранить свои тайны. И каждое мгновение всё менялось…

Вчера весь день было так душно…
Всё было подавлено и надломлено зноем. Земля поглотила так много солнечной жары, что возвращала её избыток, а мы, жалкие люди, томно слонялись в изнеможении, ища прохлады. И даже ветер своим горячим, больным дыханием не давал облегчения…
Где же это всё? Куда исчезло? Воздух чист и легок; он струится весельем, играет. Он выздоровел, вернул себе свежесть и упоён такою радостью, что сразу захватывает, будит и опьяняет светлыми предчувствиями. И вся тварь Божия купается в нём, наслаждается, отвечает благоуханием или пением.

Сладостно пахнет сирень, сама изнемогая от своей щедрости; чуть доносится струя от первых ландышей; густыми волнами катится от черёмухи; и от времени до времени всё заполняется дыханием соснового бора.

А у птиц сущее ликование; высвистывают все сразу с такой прямодушной откровенностью, будто за ночь досыта намолчались и теперь хотят сообщить миру все свои открытия; или будто они ясно и окончательно разрешили все вопросы жизни и должны провозгласить свои решения. Где-то вдали чокает ещё соловей, но уже слабо и утомлённо. Зато остальное птичье население предается беззаветному веселью.

Все пространства полны нежным щекотом, бодрым щебетом, близким посвистом и далёким граем; говор, лепет, восклицания и нежданный громкий всписк; тут и короткая долбня, и долгая дудка, и капризное чивиканье, и надоедный треск; перебой и перекличка, обрывы и раскаты.
Птичье праздничное гулянье; птичий сумасшедший дом.
А с высокого каштана всё покрывает своими авторитетными возгласами певучая иволга. И все эти звуки чётки, как самый воздух.
А воздух всё светлеет, как бы расступается и показывает просыпающиеся краски мира. И только люди досыпают свои тяжёлые, то угнетающие, то соблазнительные сны…

Вдруг – лёгкое, но совсем особенное, прохладное дуновение, трепет и шелест в вершине большого тополя, скользящий шёпот в высокой траве – и в чуть голубеющем небе загорается маленькое сонное облачко…
Новый день начался…

Почему так упоителен этот ранний утренний час?
Откуда это счастье, наполняющее душу?
Что видим мы, что постигаем мы в эти девственные минуты жизни?

Древняя старушка с лучистыми глазами рассказывала мне об этом, когда я был ещё ребёнком; и я поверил ей на всю жизнь.

«День-то Божий, – говорила она, – уж очень светел да нежен. Всё освещает. Всё видит, всё слышит и знает. А это куда как тяжко…
Сколько дурного на земле, сколько злобы и греха… Разве это вынесешь??
Потому он и не может долго длиться. Ему надо скрыться и уйти: он и прекращается.
Все обиды забирает он с собой, всё горе, всю боль человеческую уносит.
И приходит на его место тьма ночная, всех разгоняет, все огни гасит, все дневные грехи прекращает, чтобы не видно было ничего и чтобы всё поприкончилось.

А день тем временем отдыхает и выздоравливает.
А когда ночь настанет, загораются звёзды Божии, кротко светят, чистоту изливают, земле мир даруют, человекам благоволение.
Вот от этой звездной чистоты и доброты всё и очищается; угомоняется шум человеческий, ложится пыль земная, все яды душевные истребляются, вся духота греховная исчезает.
Земной воздух становится опять лёгким и пречистым. И Божий день опять может начаться»…

Как она всё это разведала, не знаю. Должно быть, днями очень мучилась, а по ночам долго подслушивала.
Но я поверил ей на всю жизнь.
И когда меня посещает опять счастливый час и мне удаётся увидеть Божие утро во всей его красе и чистоте, тогда я твёрдо знаю, что она рассказала мне правду мира.

Это истинная правда, что наши дневные, человеческие дела поднимают целую тучу земной пыли.
Истинная правда, что наши дурные человеческие страсти засоряют и заражают атмосферу.
И ещё большая правда, что в пыльном, зараженном воздухе земли нельзя вести прекрасную жизнь, нельзя радоваться ни земной красоте, ни Божьему совершенству.
И если благодатное исцеление не дастся нам свыше, и не очистит нас от нашей скверны – то откуда же ждать нам спасения?..
И разве не правда, что дневная жизнь всё выводит на свет, обнажает перед нами всё коварство, всю жестокость, всю низость мира и наносит нам рану за раной?
О, впечатлительность дня!
О, нежность детских восприятий!
О, это горе за огорчённых и стыд за нестыдящихся!..
И бывает так, что уже в первую половину дня накопится столько, что дышать нельзя от ядовитой пыли и что свет меркнет в глазах. И тогда надо непременно прервать дневной поток сознания и искать целительного одиночества.
И потому самые впечатлительные и нежные люди ищут облегчения в дневном, хотя бы и кратчайшем, сне…

День – забота и нужда, ночь – беззаботность и богатство.
День – запряжённость и напряжённость, ночь – освобождение и простор.
День – томление и утомление, ночь – забвение и самозабвение.
День – борьба, ночь – покой.
День – труд, ночь – желанная мечта.
День – присутствие, ночь – отпуск и отсутствие.
День – общение, ночь – разобщение и тишина одиночества.

И что сталось бы с нами, земнородными, если бы ночь не давала нам облегчения, покрова и прощения?
А мы ещё и во снах не можем расстаться с нашими соблазнами и затруднениями…
Что сталось бы с нами без этой тихой забвенности, без этой целительной темноты, без этой благостной глубины, в которую мы незаметно погружаемся, чтобы приобщиться блаженному покою и свободным видениям?..

Всё земное так скоро устаёт: природа устаёт от дневного напряжения; день утомляется от нашей пыли и от нашего яда, а мы сами устаём, от нашей собственной беспомощности и неумелости, от неверного отношения к другим – нелюбовного, нетворческого, жадного и опасливого восприятия людей. И если бы исцеление и укрепление не давалось нам свыше, то откуда было бы нам ждать спасения?..
 
Но именно поэтому помощь нисходит к нам свыше.
Меркнет дневной свет. Наступают сумерки. Темнеет. Гаснут потускневшие краски.
Утомлённые образы теряют свои очертания. Лёгкое кажется массивным; тяжёлое становится почти невесомым.
И тихий мрак покрывает, наконец, неразличимую, исчезающую вселенную.
Наступает час разлуки: все вещи расстаются друг с другом, чтобы отдохнуть друг от друга, чтобы уйти в себя, чтобы утратить себя в блаженном одиночестве и вступить в забвенную, таинственную связь с заснувшим миром. И почерпнуть в этом отдых и очищение.

Тогда зажигаются в небе Божии звёзды и посылают свои лучи запылённой и усталой земле.
Тихо изливают они свою мудрость на землю, на всю природу и на человека, на всех усталых, запылённых и отравленных, посылая им очищение и исцеление, чтобы они могли уподобиться звёздам; чтобы люди утихли и умиротворились, ибо шум и гнев не от Бога; чтобы они стали кроткими и нежными, ибо грубость и жестокость – от человеческой испорченности; чтобы они стали чистыми и ясными, ибо пыль и грязь означают болезнь и страдание; чтобы они стали послушными и гармоничными, ибо в небе нет ни бунта, ни хаоса…

Так текут ночные часы.
Сонный мир дышит этой целительной мудростью, воздух становится чистым и блаженным, краски опять получают свою жизненность и прелесть, цветы благоухают нежно и благодарно, а птицы и звери внемлют сквозь сон небесной гармонии.

Но именно потому человек бывает так счастлив, когда проснётся в ранний час и приобщится пробуждению исцелённого мира; когда подышит очистившимся воздухом, увидит обновлённую природу, услышит ликование пернатой твари, получит прощальный привет от гаснущих звёзд и почувствует в начавшемся дне, в восходящем солнце и в его первом, дивно-прохладном дуновении – дыхание самого Бога.
Тогда он начинает день, как если бы вновь родился для жизни: ибо сердце его очистилось, и воля его живёт.
Каждый день несёт нам этот блаженный ранний час, ибо каждое утро есть Божие утро, а мы не помним этого и проходим в жизни мимо Божией благодати, не умея находить и беречь её дары.



* * *

Иван Александрович Ильин, русский философ и публицист (1883-1954),
фрагмент из книги «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний»

Иллюстрациями послужили картины современного художника Вячеслава Николаевича Палачева